Макс Лозовский: Горе-наблюдатель

Заранее оговорюсь, что уже на следующий после выборов день я корил себя за то, что не поступил иначе в определённых ситуациях. Конечно, главную роль сыграло отсутствие опыта – я был наблюдателем в первый раз. И, что самое интересное, это выразилось не в незнании своих прав и обязанностей, а в неготовности столкновения с лицемерной и беспощадной избирательной комиссией. Но постараюсь обо всём по порядку.

В 7:40 я прибыл на свой избирательный участок, который размещался в обычном школьном спортзале. Предъявив необходимые документы, без каких-либо проблем был зарегистрирован. Улыбчивость и доброжелательность членов комиссии вызывала исключительно положительный настрой. Как раз в это время начинался процесс опечатывания урн. Мне и другим наблюдателям продемонстрировали отсутствие в них бюллетеней, благо убедиться в этом было несложно – урны были прозрачными. Затем последовательно опечатали переносные урны, предназначенные для голосования на дому.

В 8:00 председательница комиссии объявила об открытии избирательного участка и предложила наблюдателям занять выделенные для них места. Отдельно хочу отметить, что наблюдатели, согласно закону, имеют право перемещаться по участку и не обязаны находиться только в отведенном комиссией для них месте. Также закон гарантирует право осуществлять наблюдение в условиях, которые обеспечивали бы должную обозримость. А теперь представьте типичный школьный спортзал, как водится, он прямоугольной формы. Так вот, в одном углу зала находятся наблюдатели, в том числе я, а в другом урны для голосования, расстояние до которых порядка 50 метров. Вывод о видимости процесса опускания бюллетеней в урну напрашивается сам собой.

Через полчаса после открытия участка председатель комиссии объявила о том, что в 9:00 отправится первая группа с урной для голосования на дому. Мне с её стороны было предложено отправиться вместе с группой, что тут же поддержали некоторые наблюдатели, сославшись на больные ноги или свой пол. Так как по определённым обстоятельствам моя напарница не пришла на участок, я предпочёл остаться в помещении, чем, как мне показалось, расстроил председателя.

Всего на участке присутствовало 8 наблюдателей. Неприятной неожиданностью стало для меня то, что из оставшихся 7 никто не выражал особого интереса к происходящему.

Мой положительный настрой окончательно был сбит в 9:20 после объявления комиссией процента явки на текущий момент. По их данным, она составила 4,5%. На моё обращение к председателю с просьбой уточнить, сколько это в проголосовавших, она ответила, что, во-первых, у неё нет с собой нужной бумаги, а во-вторых, я бы мог и сам посчитать. Я же предварительно посчитал, и получил расхождение в 18 голосов: 96 проголосовавших, посчитанных мной, против 114 объявленных. Кроме меня число проголосовавших отмечала ещё одна наблюдательница, но фиктивность этих цифр легко подтверждается её регулярными выходами с территории избирательного участка. Действительную роль этой женщины я понял только тогда, когда её поддержкой заручилась председатель комиссии: всё верно, 114 проголосовавших.

В течение последующих нескольких часов я получил два замечания за то, что поднимался со своего стула и наблюдал стоя. Избрав стратегию не конфликтовать с комиссией, чтобы остаться на участке до конца, я не стал писать жалобу и решил больше не вставать со стула, а методично продолжать считать проголосовавших. Конечно, сейчас я понимаю, что выбранная стратегия не была верной, но на тот момент мне она казалась вполне логичной: смысл быть удалённым с участка, если можно остаться и, во-первых, сверить число избирателей, а во-вторых, проконтролировать процесс подсчёта голосов.

Однако председатель знала своё дело. Объявив в 20:00 о закрытии участка, она вынесла на голосование вопрос о моём отстранении. В качестве причины были указаны два полученных от неё замечания. Подобного едино- (я бы даже сказал мало-) душия членов комиссии я не ожидал: «за» проголосовали все, кроме одного. При этом ни один из наблюдателей не высказался в мою поддержку. После этого меня заставили отправиться в ещё более дальний угол, заявив, что я отстранён от наблюдения, а на мои письменные жалобы у них нет времени.

Что касается остальных наблюдателей, то они были вполне удовлетворены тем расстоянием, с которого им предлагалось наблюдать за подсчётом голосов, также им абсолютно были неинтересны ни видеосъёмка процесса, ни копия протокола.

В завершении статьи ещё раз остаётся констатировать неверность выбранной мной стратегии: в итоге у меня не оказалось, по сути, ни одного подтверждения незаконности как замечаний, вынесенных председателем, так и моего отстранения.

Что же касается результатов, то, согласно моим подсчётам, официальное число проголосовавших на участке на 200 больше, чем это было на самом деле. При этом я не беру в учёт реальность всех ста с лишним голосов, отданных на дому.

Резюмируя всё вышесказанное, могу заметить, что никакого наблюдения фактически не было. И самая главная загадка для меня заключается в следующем: зачем было создавать такие условия, в которых наблюдатели себя чувствуют буквально узниками концлагеря, и ограничивать их законные права, если никаких, упаси господи, фальсификаций не было и нет?