Константин Райкин в Тамбове: «У нас здесь «духовная поликлиника», а я — врач»

Темная сцена. И всего пара лучей, направленные точно на микрофон. Выходит он — народный артист России, руководитель «Сатирикона» и педагог Константин Аркадьевич Райкин. Впереди — поэтический моноспектакль «Над балаганом небо».

Константин Аркадьевич произносит эпиграф к будущему выступлению (авторство Давида Самойлова):

«Я возглашаю здесь,
Что радость мне желанна
И что искусство — смесь
Небес и балагана!
Высокая потреба
И скомороший гам!…
Под небом — балаган.
Над балаганом — небо!»

И вечер начинается со стихов Давида Самойлова, поэта 20 века. С первых минут стало понятно, актер какой величины стоит на сцене. Голосом, мимикой, жестами — он создавал новые миры и уводил за собой каждого, да так, что сложно было отвести глаза. Наверное, это и называют словом «захватывающе».

Произведение «Таланты» Константин Аркадьевич посвятил своим студентам, которых он обучает в МХАТе. Позже он еще вспомнит о них, назвав «эликсиром молодости».

Сочетание высшей формы литературного искусства вкупе с театром, который тоже считают абсолютом творчества, завораживает. После каждого стихотворения Райкин выходит из луча света, давая зрителям пару секунд на размышление и аплодисменты, а после снова возвращается к своему «станку».

Далее актер рассказал зрителям про еще одного поэта — Николая Заболоцкого.

«Он из 20-х годов, и у него тоже была тяжелая судьба. Все великие поэты живут очень сложно, и чаще всего дело в проблемах с властью. Страшные судьбы преследуют самых лучших. Тех, именами которых сегодня называются учреждения, улицы, города; тех, кому ставят памятники», — начал Райкин. После он перечислил имена людей, которые стали достоянием не только российской, но и мировой литературы — Маяковский, Цветаева, Бродский, Мандельштам, Есенин и другие — и у каждого из них если не самоубийство, то ссылка или эмиграция.

«Дело в том, что мы нетерпимы к непохожим, а гении всегда непохожи. И нет гарантий, что этого не повторится. Заболоцкого, например, долго и мучительно пытали, чтобы он выдал всех своих помощников из антисоветской организации, которую он «создал».

Потом его отпустили, но запретили жить в больших городах. Через некоторое время он все-таки переехал в Москву. Мало печатался, никто официально не называл его гениальным, но все понимали, человек какого таланта находится рядом с ними. Однажды Чуковский в своем письме скажет, что «Заблоцкий — великий поэт». В некрологе было написано точно так же. Как заметил когда-то Пушкин: у нас любят мертвых, а не живых.

Кстати, почти всё, что сейчас проходят в школе, раньше было запрещено, а Островский — даже дважды. Сначала при царе, а потом при Союзе. И мы сейчас возвращаемся к этому, хотим ввести цензуру. Цензура — это проклятие всей русской культуры», — говорит Константин Аркадьевич Райкин.

После следуют как раз таки стихи Заболоцкого. После прочтения коротенького «Птичьего двора» зал взрывается аплодисментами и слышны первые в этот вечер крики «Браво!».

«Скачет, свищет и бормочет
Многоликий птичий двор.
То могучий грянет кочет,
То индеек взвизгнет хор.
В бесшабашном этом гаме,
В писке маленьких цыплят
Гуси толстыми ногами
Землю важно шевелят.
И шатаясь с боку на бок,
Через двор наискосок,
Перепонки красных лапок
Ставят утки на песок.
Будь бы я такая птица, —
Весь пылая, весь дрожа,
Поспешил бы в небо взвиться,
Ускользнув из-под ножа!
А они, не веря в чудо,
Вечной заняты едой,
Ждут, безумные, покуда
Распростятся с головой.
Вечный гам и вечный топот,
Вечно глупый, важный вид.
Им, как видно, жизни опыт
Ни о чем не говорит.
Их сердца послушно бьются
По желанию людей,
И в душе не отдаются
Крики вольных лебедей».

«Поэзия требует звучания. Когда слова хорошо объединены и там есть высокая мысль, то это сродни молитве. В Японии открыли, что если над водой говорить что-то хорошее или читать стихи, то она становится лучше, правильно структурируется. И я, когда читаю стихи, тоже становлюсь лучше, структурируюсь. И на вас это влияет точно так же. Можно сказать, что у нас сегодня «духовная поликлиника», а я — врач», — продолжает мастер.

И после этого читает несколько стихотворений Николая Рубцова. Про лошадь, козу, птиц, зайца, девочку Марусю — и всё это так живо и эмоционально, что зал уже не стесняется на веселых моментах засмеяться прямо в голос.

Затем пришло время Мандельштама. «Помню время, когда его не то чтобы со сцены — глазами нельзя было прочитать. Не печатали. Когда я был маленьким, нам с папой досталась его книга, это было очень опасно. И отец по ночам читал мне Мандельштама, тихо, прямо в уши», — говорит Райкин.

После нескольких нежных романтичных стихов Константин Аркадьевич прочитал залу стихотворение, которое стало для Мандельштама окончательным приговором. Когда во время обыска квартиры нашли листок с этой рукописью, поэт лишь молча кивнул головой, подтверждая, что это принадлежит ему. На этом и была решена судьба Осипа Мандельштама.

«Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей…

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе;
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.

Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет».

После этого еще будут стихи в переводе, произведения Пушкина — от легких до мрачных. Философствования о том, что искусство помогает нам снова увидеть вещи, которые не зависят от цен на нефть.

Моноспектакль закончился стихотворением Пушкина «Зима. Что делать нам в деревне?».

После этого Райкин похвалил зрителей, мол, это непросто — поспевать за такой быстрой сменой настроений и жанров, но все справились. И подчеркнул, что он видит в зале пускай и седовласых, но людей, которые молоды душой. Ему вспомнилось, как однажды Утесов еще совсем маленькому Косте, сказал: «Старик, имей в виду, молодость приходит с годами».

На такой доброй ноте, с аплодисментами и криками «браво» закончился моноспектакль Константина Райкина «Над балаганом небо».

После спектакля меня не оставляли мысли не только о поэзии и искусстве, но и о том, как Константин Аркадьевич смог выучить наизусть столько стихотворений?… И почему он за все эти два часа даже не сделал глотка воды?…